Сергей КАЛУГИН
|
| СТУПЕНИ Слепое время меркнущих зеркал мое дыханье водами объяло — дремавшего зерна не достигал хрустальный возглас горнего кимвала. Но у креста распластанных веков мне резал веки луч Альдебарана — я ведал тайну сопряженья слов в кровоточащих сумерках обмана. Приемля смерть, я трудно прозревал, губами лбы остывшие тревожа, что дерзноложен пасмурный оскал суглинком распахнувшегося ложа. Превозмогая полночи покров, я размыкал трепещущие вежды, я ведал тайну сопряженья слов в благобагряном облаке надежды... И я прозрел, но страшно осознал свой мрак во свете Преломленья Хлеба и в первый раз мучительно сказал: «Господь мой Бог, я недостоин неба!» В пролитый час, пересеченный в кровь минутной стрелки черным ятаганом, я вырвал тайну сопряженья слов из инкунабул мертвого тумана... А кровь стекает из отверстых ран, ликуя в небе пламенем рассвета, повелевая мертвенным губам коснуться Жертвы Нового Завета... Обороненный святостью Даров, мой дух разрушит плотское заклятье... Я выйду к тайне сопряженья слов, ложащихся к подножию Распятья. 1990 * * * Когда пронзит пылающий вопрос И разум прянет к темному пределу, Когда больной душевный перекос Жгутом рыданья перехватит тело, Я знаю путь, который не во вред, Я знаю средство побороть сомненья, Я прохожу за поволоку лет В четвертый год от моего рожденья. Здесь травы клонятся под тяжестью стрекоз И смолы внемлют времени и лени, И блики дня сквозь кружево берез Чуть наискось ложатся на колени. Здесь мхи укрыли тайну корневищ, Чей мир белес, чьи спутаны истоки, Здесь шмель упорно силится достичь Глубин цветка, где каплевидны соки. И Златоглазка призрачна, как сон, И хрупко тело легкое Сирфиды, И черный уж свивается кольцом Средь оснований дремлющей ракиты. Отсюда путь ложится наугад. По склону земляничного оврага Нога скользит и ветви шелестят О тайнике, где обитает влага. В густой тени, в прохладной тишине Я, к роднику припавший по старинке, Ищу ответ в прозрачной глубине, Где пляшут вместе точки и песчинки. 1991 * * * Луна была без облаков, Ока мерцала, И влага пойменных лугов К реке стекала. Земля вздыхала в глубине, Поила травы. Все было подлинным во мне — Так странно право. Я был счастливо одинок, Я брел без цели, Костра далекий огонек Светился еле. Лежали в сумке хлеб ржаной И томик Фроста. Кружилось небо надо мной, И плыли звезды. 1990 Нодару Схвитаридзе Городами призрачно туманными На заре несбывшегося дня Мы бредем, как тени безымянные, Отблески, лишенные Огня. Бытие прозрачно и безоблачно, Но не ясно в сути и делах, И печать нерастворенной горечи Светится на пальцах и устах. Ткани обескровлены желанием, Неподвластным сердцу и уму. Мы бредем, разменивая знание На тропу, ведущую к нему. 1991 ДЕКАБРЬ Веретеницей в поле петляет поземка, Теребя хворостинки, пронзившие наст, След полозьев бессилен и тонок И у дальнего стога уходит из глаз. Сосны ловят звезду в узловатые руки, Опускаются стылые сны декабря, И над белым безмолвием — долгие звуки Растворенного в сумерках монастыря. 1991 * * * Господь! Сколь безнадежны все попытки Сквозь немоту приблизиться к Тебе. Средь многих прав, лишь право на ошибку Моей судьбой оправдано вполне. Как мотылек, что прянул, опаленный, Из пламени в сгустившуюся тьму — Так я бежал когда-то, ослепленный, От следования Слову Твоему. И мир померк, и духу стало тесно, И Бездна отворилась предо мной, Но верил я, что и для падших в Бездну Ты, недвижим, пребудешь за спиной. Когда же Страж на дверь обрушил молот, Закрыв мне отступ к Свету бытия, Я оглянулся, сердцем чуя холод, И вот, мой Бог, здесь не было Тебя. Так смерть опережает Смерть Вторая И делает бессмысленной канву. С тех пор я слышу — и не постигаю, С тех пор живу — как будто не живу. Лишь память, ненадежная обитель, Хранит залог надежды неземной. Я жду — разбивши ковы, Искупитель От Крестной Жертвы явится за мной. 1998 |