Мы достаточно далеко во времени отодвинулись от прихода Рюрика и Руси в земли северных славян. И, хотя происхождение династии можно считать с большой степенью вероятности доказанным, остается много вопросов. Один из них касается непосредственного вокняжения Меровингов-Рюриковичей в Киеве и связанных с этим отношений с соседними государствами Евразии. Речь идет о походе Олега, убийстве Аскольда и Дира, вокняжении Игоря и ситуации внутри треугольника Византия – Русь – Хазарский каганат.

       Напомним, что двенадцатилетний Игорь был «подъят на щит» (по меровингскому обычаю) в местах, носящих название Каталаунской возвышенности (граница нынешних Тверской и Новгородской областей). Это не может не быть символичным и не могло не осознаваться Олегом, действовавшим, по-видимому, по прямому указанию уже покойного Рюрика. Более того, мы полагаем, что и название таковое эта местность получила от Олега или от самого Рюрика. Почему? Не рассматривалась ли нынешняя Русская равнина местом продолжения первой в истории Европы «битвы народов»? И если да, то с кем предполагали воевать? Очевидно, с теми, кто так или иначе являлся наследниками гуннской державы. Мотив мести за Бравлина, конечно, тоже мог существовать, но все же он был мелок. А в Каталаунской битве не было победителей (как это почти всегда бывает в «битвах народов», да и в мировых войнах), и стремление к освоению новых просторов на востоке не могло не соединяться со стремлением к «реваншу». Кто мог быть объектом этого «реванша»? Ясно, что не ильменские славяне, не киевские славяне и вообще не славяне – тем более, что относившиеся к венедам славяне и русы, как мы уже видели, различались не столько этнически (этнос был по существу один – венеды), сколько варново, хотя психологически,  да и религиозно, они различались очень существенно (на западе точно таким же делением было деление на франков, тех же русов, и кельтов, в принципе, тех же славян). Ясно, что по-серьезному враждебной Руси могла быть только одна держава – Хазарский каганат, тем более, что этнически хазары – действительно потомки гуннов: собственно, и столица каганата, и единоименная с нею главная река Итиль носили имя Аттилы, да и писались часто не как  Itil, а как Atil. Конечно, типологически Хазария VIII-IX веков решительнейшим образом отличалась от государства Аттилы. Гуннская держава, весьма привлекательная для определенного типа историко-политического сознания, принадлежала к числу периодически возникающих в истории военно-социальных псевдоимперий, основанных на харизме личной власти. Такие образования, строго говоря, невозможно назвать монархиями, поскольку в них, как правило, не возникает династического права и престолонаследия и, часто будучи весьма хорошо приспособлены для решения конкретных, в основном, военных, задач, они распадаются после смерти вождя, имманентно полагаемого бессмертным, но не обладающего физико-магическими возможностями это бессмертие осуществить, -- в монархиях это противоречие снимается тем, что весь царский род почитается за одного царя, и его продолжение в (условном) времени [i] . На месте таких псевдоимперий после их распада, как правило, возникают образования, которые Л.Н.Гумилев именует химерами – сосуществованием внутренне «некомплиментарных» (по его выражению) этносов или идеологий в рамках одного месторазвития[ii]. Мы не будем повторять общеизвестные ныне факты, касающиеся «химеричности» каганата с его «трехрелигиозной структурой», как и вообще нас здесь, собственно, не интересует история каганата. Отметим лишь следующее --  важное для понимания некоторых аспектов проблемы. После Освальда Шпенглера мы вполне можем говорить о «мощных группах морфологического сродства, каждая из которых символически изображает особый тип человека в общей картине всемирной истории и имеет строго симметричное строение. Эта перспектива и отражает впервые подлинный стиль истории». [iii]. Это может быть тем более справедливым, когда морфологические аналогии имеют место на одном геополитическом пространстве. В свете этого морфологического анализа можно легко видеть, что если держава Аттилы аналогична могущественному военно-тягловому государству Сталина (которое начало распадаться и гнить сразу же после смерти вождя), то Хазарский каганат – идеологически-торговым структурам при Хрущеве и Брежневе и даже, отчасти, нынешней РФ Но если Византия, как православная идеократия, была особо озабочена господством в Хазарии талмудического иудаизма, то для Рюриковичей (о чем они недвусмысленно заявили коронацией Игоря на Каталаунской возвышенности) на первый план выходила борьба с наследством завоевателей Европы с одной стороны, возвращение в «старую Франкию» (= «новую Русию») – с другой. Стратегические интересы держав ар-Рус и ар-Рум, как их называли арабские писатели, объективно совпадали. Если же принять во внимание христианство Рюрика и его рода, о чем мы уже говорили выше, то и византийская мотивировка политики не могла быть полностью чуждой Рюриковичам, хотя кельто-ирландское православие, которого они придерживались, в принципе не столь идеологично, как византийское.

       И, наконец, речь шла о воссоздании меровингского государства на востоке после уничтожения его на западе. Точнее, не одного, а нескольких государств, управляемых одним родом, как это было до VIII в. в землях франков и что вполне соответствовало Grand Commandement Карла Лысого. Наиболее ярким примером является создание сыном Олега Вещего, тоже Олегом, в 1Х в. королевства Моравии, которое в то время произносилось как Меровия[iv]. Замечательно, что в более поздних источниках Меровией назывались также земли северо-восточного Заволжья, между реками Ветлугой и Унжей[v], т.е. место будущего строительства преп. Нилом Сорским и другими нестяжателями своих скитов (севернее, по реке Сухоне простиралась Мервия[vi], что, естественно, то же самое).

       В связи со всем изложенным выше точка зрения Л.Н.Гумилева о варягах-руси как союзниках Хазарии и особенно ее иудейской верхушки представляется, мягко говоря, неубедительной. Напомним ее основу. Л.Н.Гумилев справедливо указывает на обстоятельства европейской истории той поры:

       «Не лучше было и на Западе, где разлагалось заживо (на самом деле целенаправленно уничтожалась – В.К.) франкская держава Меровингов и Лангобардское королевство, а в Британии англы и саксы резали кельтов. Но там положение изменилось к 800 г., ибо Карл Великий, покорив саксов и лонгобардов, возложил на себя императорскую корону. Последние годы его правления совпали с переворотом Обадии, и тогда две возникшие империи вступили в дружественный контакт, выразившийся в том, что Карл особым указом позволил иудеям жить по их обычаям. И в дальнейшем иудеи поддерживали союз с Каролингами вплоть до их падения в Х в. (выделено нами в связи с тем, что каролингский переворот часто рассматривают чуть ли не как «антииудейский» – В.К.)[vii]. Здесь Гумилев прав. Все было бы и дальше верно, если бы он не последовал за общим потоком и не был столь безапеляционен в отождествлении Рюриковичей и т.н. норманнов, и особенно викингов. Дело в том, что викинг – не этническая и даже не сословно-варновая принадлежность, а «профессия». В условиях господства в северной Европе майората младшие сыновья как знатных, так и самых обычных семейств оказывались без средств к существованию и объединялись в отряды, цель которых – морской грабеж и торговля. Среди них были не только скандинавы, но и венеды – как русы, так и славяне. Естественно, что их использовали короли и князья, как позднее пиратов, и могли, естественно, использовать и иудейские правители Хазарии. Но в том-то и дело, что викинги – не Русь.

       Л.Н.Гумилев утверждает: «...евреи, не довольствуясь административной поддержкой императоров-каролингов, использовали язычников-норманнов <...> Два хищника – рахдониты и викинги – в 859 г. договорились о разделе сфер будущих завоеваний, которые предстояло совершить»[viii] . Все было бы так, если бы не некоторые обстоятельства. О первом упомянем предельно кратко, ибо это не входит в основную задачу нашей работы. Хазарские евреи, собственно говоря, никак не относятся к числу колен Исраилевых. Это гунно-тюрки и булгары, принявшие раввинистическую версию иудаизма, а затем, после гибели каганата, составившие основу «европейского еврейства» (т.н. ashquenazim), не этнического, а религиозно-корпоративного сообщества. Об этом много писали историки сионистского направления, как выходцы из Восточной Европы, так и израильтяне. Во-вторых, Рюриковичи (Русь) – не норманны, не викинги и не язычники. И, кроме того, враги Каролингов (Карл Лысый не в счет, как «криптомеровинг») и враги всех потомков гуннов вне зависимости от присутствия или отсутствия «евреев» в их среде. Мы не собираемся здесь входить в крайне сложную и запутанную проблему о «потерянных коленах» и этнической природе sepharadim и ashquenazim, но именно сознавая сложность ее, употребляем применительно к хазарским «евреям» кавычки. Но, опять-таки, эта тема уведет нас в сторону. Важно, что в связи со всем сказанным, нам представляется более обоснованной, чем гумилевская, точка зрения В.В.Кожинова (выводимая, разумеется, из иных, нежели наши, посылок) о том, что «Рюрик с самого начала вынужден был противостоять Хазарскому каганату, который покушался и на северную Русь»[ix]. Это в полной мере относится и ко всему его дому. Основание меровингского (варяжского) государства (быть может, действительно, именовавшегося тогда как Русью, так и Меровией), в глубине Евразии означало вытеснение оттуда тюрко-гуннского субстрата, во-первых, и, поскольку свержение узурпаторов Европы, поддерживаемых Римской епархией, было невозможным, максимальную независимость от них и от этой епархии, во-вторых[x]. Последнее было более, чем актуально. Существуют летописные свидетельства, что поляне-киевляне и их предшествующие правители (предполагаемые потомки Кия, Щека и Хорива) после 843 года, когда столицей восточных Каролингов стал Реленсбург , установили через этот город тесные связи с Западной империей, а, следовательно, и с Римской епархией[xi]. Цели Меровингов вполне соответствовали интересам Византии, впрочем, поддерживавшей их и во франкскую эпоху. Но и византийские инсигнии Хлодвига столь же могли давать его потомкам право претендовать на престол Восточной Империи, тем более, что Византия фактически не   сумела выработать династическое начало, а здесь, как писал Дж.М.Уоллес-Хэдрилл, «мы имеем дело с древнейшим обычаем Царской семьи, семьи столь высокой, что уже никакой, наивыгоднейший династический брак не сможюет возвысить ее кровь <...> В ее собственной крови находилась ее сила, и все, кто входил в нее, ее разделяли» [xii]. Это последнее было явлено открытым нарушением византийского церемониала русскими князьями в Константинополе, в частности, равноапостольной Ольгой. Г.Острогорский, приводящий свидетельство Константина Багрянородного о посещении княгиней Царьграда в 946 году с указанием на то, что на клитории (торжественном обеде) «архонтисса» села к столу, лишь слегка наклонив голову, делает вывод: «Право сидеть в присутствии императора считалось чрезвычайной привилегией... По общему правилу каждый, поставленный перед императором, падал перед ним ниц», а Ольга «ограничилась тем, что слегка наклонила голову»[xiii]. Знала ли Ольга о предсказаниях блаженного Августина ? Прямого ответа у нас нет – мы не располагаем свидетельствами, но то, что императорские инсигнии были получены предками ее рода, она не знать не могла. Как не могли не знать и византийцы.  

       Итак, если Хазария – открытый противник, то отношение к Византии неоднозначно. Византизм был, конечно, предпочтительней латинства, но это вовсе не значит, что Русь была лишь послушной ученицей, как это часто утверждают, что и выразилось в известном, кочующем из летописи в летопись, выражений «греци лукави суть». При общем признании того, что Русь и греки единой веры. К тому же и династические претензии на Царьград, юридически не безосновательные, у Рюриковичей были.

       Документальных сведений о происхождении Аскольда и Дира у нас очень мало. Много романтических легенд, есть неплохая опера Верстовского, но это не документы. Собственно, существует только свидетельство Повести Временных лет и Первой Новгородской летописи о том, что они были членами дружины Рюрика, прибывшей в Новгород. Двигаясь по пути в Царьград («из варяг в греки»), они в 862 году, то есть уже после вокняжения Рюрика, захватывают Киев и начинают властвовать в земле полян[xiv]. При этом летопись добавляет, что поход этот был военный, а Аскольд  и Дир возглавляли его. Каковы обстоятельства этого похода? На них указывает непреложный факт: именно с этим периодом связывает летопись окончательно установление хазарской дани над Киевом. Здесь нам приоткрывается частичная правота Л.Н.Гумилева. Конечно, вовсе не вся русь становится союзницей (а фактически сателлитом) Хазарии, а та часть ее, которая с помощью хазар, противозаконно и предательски вокняживается в Киеве – месте пересечения тогдашней международной торговли – и «в знак благодарности» предпринимает поход против исконного врага тогдашних хазарских правителей – православной Византии. Возглавляли эту часть руси Аскольд и Дир, отделившиеся от Рюрика, то есть, попросту говоря, предавшие его. То, что Аскольд и Дир были христианами, не является чем-то необычным – христианами были, как мы видели, и Рюрик, и вся его дружина, однако в связи со всем излагаемым воспринимать Аскольда и Дира как «христианских мучеников» (что иногда бывает) совершенно невозможно. Итак, что рассказывают о киевских событиях летописи – как Повесть Временных лет, так и Новгородская летопись. Мы не будем рассматривать здесь хронологические неувязки, заинтересовавшие современных исследователей (в частности, В.В.Кожинова, настаивающего на существовании Олега П[xv], что вообще-то само по себе очень интересно) просто потому, что для целей нашего исследования это не столь важно.

      НЛ: «И роди (Рюрик) сын, и нарече имя ему Игорь. И възрастишно же ему, Игорю и бысть храбр и мудр. И бысть у него воевода именем Олег, муж мудр и храбр».

      ПВЛ: «Умершио Рюрикови предаст княжение свое Олгови, от рода ему суща (здесь и далее выделено нами – В.К.) въдав ему сын свой на руце Игоря, бе бо детеск вельми».

       ПС: «И начаста воевати, и налезоста Днепр реку и Смолнеск град <...> И придоста к горам киевским, кто в нем княжит; и реша: два брата, Аскольд и Дир».

       ПВЛ: «Аскольд же и Дир придоста, и выскашани все, прочми из ладьи, и рече Олег Аскольду и Дирови: Вы неста князи ни рода княза, но аз есть роду княжа. И вынесоша Игоря: «А се есть сын Рюриков».»

       ПВЛ: «И убиша Асколда и Дира. И несше на гору, и погребоша и на горе. На той могиле поставил [Олма] церковь святаго Николу; а Дирови могила за святою Ориною. И седе Олег княжа в Киеве и рече Олег: «Се буди мати градом русьским»[xvi].

       Что отсюда вытекает? Во-первых, Аскольд и Дир – давние знакомые Олега Вещего (что естественно). И реакцию его на их появление можно выразить примерно так: «Ах, вот вы где...» Совершенно очевидно, что оба они – знатного рода (члены дружины), но не царско-княжеского, следовательно – узурпаторы. Далее, указание Олега Вещего на Игоря как на сына Рюрика означает не что иное, как всеобщее признание Рюрика монархом, оспаривать которое невозможно и любое посягательство на власть перед лицом которого, равно как и его сына, есть беззаконие. Указание похоронить Аскольда и Дира по христианскому обряду с возведением храма не оставляет сомнений в том, что все или почти все пришедшие с Олегом Вещим были христианами. Характерно при этом, что Олег вел себя как носитель сильной власти, не нуждавшейся ни в «чистках», ни в демонстрациях силы: никого из дружины узурпаторов не тронули, а их самих похоронили по-христиански (да еще и с возведением храма во искупление греха человекоубийства), не забивали в пушку и не вешали на воротах. И, наконец, напомним, что знаменитые слова о «матери городов русских» – явный поэтизм нового времени, и, по-видимому, правы те историки, которые толкуют их как «русская митрополия». А это оставляет большие сомнения в «язычестве» Олега Вещего, вообще вряд ли возможном, если он принадлежал к роду, официально принявшему христианство в 496 году (крещение Хлодвига Великого). В связи с этим мы склонны принять точку зрения В.В.Кожинова, указавшего на то, что «и в церковном уставе современника Олега Императора Льва VI указана русская митрополия, что свидетельствует о немалом распространении христианства на Руси при Олеге Вещем; это, правда, вовсе не означает официального признания новой религии (такое признание могло носить скорее «естественный» характер, подобно описанному в повестях «артуровского свода», где за круглым столом друид Мерлин сидел по одну сторону от короля, а архиепископ Кентерберийский – по другую, что вообще было характерно для Северной Европы – В.К.). Стоит отметить, что согласно сведениям византийского Императора Константина VII, в середине Х века русская митрополия уже не существовала, и это было, очевидно, результатом победы Хазарского каганата над Русью на рубеже 930-940 годов: так, несколько ранее, в 932 году, Каганат победил выступившего против него «царя алан» (предков осетин), и в результате сообщает современник события – арабский хронист Масуди – аланы «отреклись от христианства и прогнали епископа и священников, которых византийский император им прислал» (позднее, после разгрома Каганата Святославом, аланы вернулись к христианству. Надо полагать, нечто подобное произошло и на Руси на рубеже 930-940-х годов»[xvii].

       Итак, возможно, целью похода  Олега Вещего было установление в Киеве не столицы, а русской митрополии, то есть  самостоятельной церковной единицы, не связанной с узурпаторским Римом. Сам же Олег похоронен, как предполагается, в Старой Ладоге: «И иде Олег Новугороду и оттуда в Ладогу, есть могыла его Ладозе»[xviii], -- так гласит восстановленная А.А.Шахматовым Начальная летопись. Вообще, как пишет Х.Ловмяньский, «источник выводит Олега с севера, где он правил; однако примечательно, что его столица не названа, хотя Олег должен был иметь главный город, если осуществлял княжеские функции; более того, в самом источнике часто упоминаются названия городов: Смоленск и даже (кроме Киева и Царьграда) Новгород, Псков, Пересечень, Искоростень и т.п.; отсутствие названия столицы Олега не находит объяснения. Трудно поверить, чтобы источник не упомянул в этом контексте Новгорода, если бы, по традиции, Олег имел в нем главный центр власти»[xix]. Если же мы вспомним устроение меровингского государства на западе, то увидим здесь полнейшую аналогию. И в этом смысле Меровинги-Рюриковичи – Рюрик и Олег – вели себя точно так же, как и их предки – Меровинги западные. Разумеется., до определенного момента, диктуемого прежде всего военными интересами. И с одним исключением: славянорусский язык Православной Церкви не растворял речь руси (в отличие от латыни «западной руси» – франков) в местных наречиях, а, напротив, подчинял их. Но со столицей (как, кстати, и с правом, что есть тема отдельная) аналогия действительно почти полная. Что может быть названо столицей, например, при Дагоберте П? Париж? Реймс? Турнэ? Или Стене, родовой замок в Арденнах, возле которого он и был убит? В этом смысле Олег Вещий действует в полном соответствии с родовой традицией, то есть не имеет однозначно определенной столицы, а в Киеве видит, по-видимому, будущий церковный центр. Может быть, именно потому, что Киев (Самбатас) был в значительной степени иудейским городом – столь явна в «Слове о законе и благодати» митрополита Илариона полемика с иудеями – а их обращение в Православие считалось раннею Церковью одной из важнейших задач, как и задачей государственной: вспомним, что в VI веке галло-римские иудеи были обращены в христианство меровингским королем Дагобертом 1[xx].

       Характерно, что захват Киева, столь часто оплакивавшийся либеральной интеллигенцией Х1Х века, вовсе не был воспринят как таковой местным населением. То, что этому населению был предъявлен «сын Рюриков», свидетельствует о том, что киевляне знали, кому действительно предназначено властвовать. Более того, очевидно, и еврейское население признавало за его династией легитимность, и потому в большинстве своем также приняло христианство (как и в случае с Дагобертом 1). На отсутствие какого-либо сопротивления приходу Рюриковичей в Киев обращал внимание еще Эверс[xxi]. Следовательно, Аскольд и Дир рассматривались как узурпаторы, а власть их как незаконная, в лучшем случае временная.

       И сразу же после вокняжения в Киеве начинается первый поход Олега Вещего на хазар, тот самый, воспетый Пушкиным... «Может показаться странным, -- пишет В.В.Кожинов, -- что освобождение Олегом Южной Руси от хазарской власти началось со свержения Аскольда. Но, как установила С.П.Плетнева, «хазары сохранили всю правящую верхушку побежденных народов, связав ее с собой вассалитетом». Поэтому свержение Аскольда и война с хазарами преследовали одну цель»[xxii].

       Наконец, поход Олега Вещего был тем, что в юридической науке называется «фиксацией права». Как пишет В.Я.Петрухин, Олег «объявляет самозванцами Аскольда и Дира, княжащих в Киеве, и садится сам, как законный князь»[xxiii]. Олег распространяет на Киев действие русского (то есть меровингского) династического права, расширяет, как бы мы сказать сегодня, «правовое пространство». Он ни при каких условиях не мог бы сделать этого, не будучи воспринят как представитель «неотмирного», небесного, «потустороннего» начала, от имени этого начала действующий. «Во всех без исключения древних обществах, -- писал исследователь истории права В.А.Якобсон, -- первыми законодателями считались личности легендарные, «культурные герои» или даже божества. Однако важно подчеркнуть, что общество рассматривало этот опыт (фиксацию права) не как нововведение, а как исправление возникших несправедливостей»[xxiv].

       И, наконец, еще одно, поистине поразительное свидетельство паримийного характера, свидетельствующее о духовно-генеалогической гомологии Дома Рюриковичей и Дома Царепророка Давида, свидетельствующее о единстве и неразрывной преемственности Царской линии, «красной нити» истории, на которое обратил внимание современный русский исследователь Роман Багдасаров:

       «Вторая Книга Царств рассказывает: «И отделились все Израильтяне от Давида и пошли за Савеем... Иудеи же остались на стороне царя своего». Полководец Царя Давида Иоав приступает к Евелю (Авелю-Бер-Маахе), городу, где укрылся изменник Савей. Евель назван «матерью градам Исраилевым» (2 Цар. 20, 19). Параллельное место из Летописи – Аскольд и Дир (не-Рюриковичи) заняли Киев; избежаша от Рюрика из Новагорода в Киев много Новогородцких мужей». Придя к Киеву с княжичем Игорем, Олег убил самозванцев. «И седе Олег княжа в Киеве и рече «се буди мати всем градом Русскым»[xxv].

       Свидетельство харизматичности, более того, богоизбранности Рюриковичей мы находим и в византийских источниках. Рассказывая о походе Руси на Царьград (спорном как по датировке, так и по мотивировке, чего мы здесь не касаемся), Псевдо-Симеон пишет: «

»[xxvi]. В.Д.Николаев приводит собственный перевод с английского перевода, сделанного Р.Дженкинсом, так: «Русские (конечно же, русы! -- В.К.), также называемые дромитами, получили свое имя от некоего храброго Росса (мы уже указывали, что перед нами совпадения имени государства и имени государя --  Рюрика – В.К.), усвоили изречение оракула, данное им путем возжения и божественного озарения теми, кто господствовал над ними (выделено нами – В.К.)»[xxvii]. Сам же Р.Дженкинс задает вопрос: но кто были эти «божественно-озаренные вожди»? И отвечает на него: не сам ли это Олег? [xxviii]

       Мы не будем входить в дискуссию о том, почему состоялся поход, о каком Олеге (с учетом мнения В.В.Кожинова) идет речь, равно как и заниматься вопросом, был ли это похжод 907 или 941 г., как считает тот же Кожинов. Для нас важно следующее. Православный византийский хронист говорит о «Божественном» (Θεοκλυτιας), а не «демоническом» озарении князя Руси. Князя, которого вся «официозная» историография считает «язычником»! Но если даже это язычество, то что оно такое, какова его природа? «Христианство отрицает мнимую «изначальность» язычества, являющегося лишь следствием отступления некоторых народов от Вечного Завета (Быт., 9, 13) с сыновьями св. Праотца Ноя»[xxix]. Этот вывод современного исследователя полностью соответствует святоотеческой традиции. И еще одно – в чем смысл прибитого (по легенде, конечно), Олегова щита к вратам Цареграда? Воздержимся от окончательного суждения – похоже, мы, действительно приближаемся здесь к «священной загадке». Укажем лишь на одно обстоятельство (читающий да уразумеет). Дж.М.Уоллес-Хэдрилл свидетельствует: «Церковь (VI-VII вв., т.е. Церковь Православная – В.К.) признавала, что на деле, в основе Франкского королевства (kingship) была кровь», и «Меровинг был человеком великим, даже перед лицом епископа»[xxx]. Но если византийские хронисты называли русов принадлежащими «к роду франков», о чем мы говорили выше, то они не могли не относиться к их князьям точно так же, как Церковь относилась к франкским королям до папско-каролингской узурпации. В дошедшем до нас договоре Олега с Византией, датированном в летописи 912 г., сказано, что он заключался «на удержание и на изведение от многих лет (выделено нами – В.К.) межи христианы и Русью бывьшую любовь»[xxxi] От каких многих лет? -- От «пакта Хлодвига», разорванного Западной Церковью в VIII в.? Вряд ли это можно толковать иначе. По крайней мере, внятно. Да, конечно, о глубинных причинах, которых мы коснемся в следующей главе, не говорили, но о них, без сомнения, знали.

       И здесь мы подходим к знаменитой легенде о смерти Олега Вещего, в связи с нею – да и со всем остальным – заслуживающего иного прозвания – Олега Вечного. По сохранившемуся до нас преданию князь этот умер от укуса змеи, затаившейся в черепе его коня. Духовный смысл этой легенды раскрывает для нас современный русский исследователь Николай Козлов (Андрей Алексеевич Щедрин):

       «Красной нитью через всю Священную Историю до ее предреченного эсхатологического конца прослеживается одна священная генеалогия, начало которой положено грехопадением прародителей в раю и там же предвозвещен ее апокалиптический конец. <...> При ближайшем рассмотрении божественного обетования, данного прародителям в раю, в контексте всей Священной Истории оказывается, что таинственно речь идет в нем всегда об одном благочестивом роде ветхозаветных праведников, названном «семенем жены» (мы неожиданно наталкиваемся здесь все на тот же апокалиптический образ жены, бегущей в пустыню и спасающей младенца мужеского пола – царственного младенца! -- В.К.), т.е. наследующим неизменные генетические признаки по женские линии (митоходрия ДНК) и остальном враждебном ему прелюбодейном человечестве, получившем название «семени змия» от усвоения им себе генетических признаков, полученных от добрачного сообщения <...> Каким образом произошло вторжение змеиной наследственности в репродуктивную сферу человеческого рода, этого из слов Бытописателя прямо не видно; утвердительно лишь то, что сама репродуктивная способность была дана человеку уже в раю (Быт., 1, 28). Присутствие змеиного генотипа в человеческой наследственности подтверждается святоотеческой антропологией. Св.Отцы просвещенными Духом очами созерцая тайны падшей человеческой природы, видели «змия, который таится под самым умом в глубине помыслов, гнездится и умерщвляет человека в т.н. тайниках и хранилищах души»[xxxii].  Распространение змеиной наследственности от потомков Каина, названных в Писании сынами человеческими, к сынам Божиим, потомкам праотца Сифа – это заповеданная Богом генетическая вражда между семенем змия и семенем жены – осуществлялась в допотопном человечестве посредством брачных смешений первых с последними (Быт. :6, 2,)а в народе Божьем, как избранном хранителе благочестивого семени, -- через религиозное смешение и усвоение языческих культов, практиковавших генетическую селекцию[xxxiii]. Борьбе этих начал причастна и человеческая природа Христа-Спасителя и всего его Рода, включавшего в себя не только праведников, но и грешников, совершающих падения и отпадения. При этом, как пишет Николай Козлов, «сотериологическое значение червленицы (красной нити, митохондрии ДНК --- митос. Греч. – нить, хондрион – гранула) в роде Спасителя уясняется из понимания Тела Христова как генотипического змия, вознесенного на крест и умерщвленного Богочеловеком, чему прообразованием служило поставление Моисеем медного (красного) змия на знамя во время пребывания избранного народа в пустыне, который должен был спасать взирающих на него с верою от угрызений чувственных змей (Числ., 21, 5-9)[xxxiv].

       Следует помнить, что образ змея как в Священном Писании, так и в средневековых бестиариях двойствен: сам по себе змей не является противником рода человеческого, но истинный противник, искушая прародителей, является в образе змея. С другой стороны, вознесенный змей есть образ самого Спасителя мира. Николай Козлов говорит о «генеалогической загадке русского княжеского дома», заключающейся в преодолении эндогамии[xxxv]. Такая практика существовала и у франкских Меровингов, и у московских царей – то есть в пределах одного, истинного Царского рода – и только после Петра Великого (сам Петр в обоих своих браках держался истинной традиции) вводится принцип обязательной равнородности царских браков. Так голштинцы принесли во «град огражденный» Третьего Рима кровосмесительные законы каролингско-королевской Европы, разрушив величайшую святыню – освящающую вседоступность царской крови, Sang Royal (а ведь когда-то и Европа была иной – вспомним сказку о Золушке...) Эта «генеалогическая загадка», как пишет Николай Козлов, «являлась по существу ни чем иным, как духовно-генетическим применением сеннообразных начал ветхозаветного семейно-брачного законодательства в державном строительстве Святой Церкви, царства Нового Израиля...»[xxxvi] Автор ссылается на глубокое исследование И.Я.Фроянова и Ю.И.Юдина «Былинная история», в котором они пишут: «В былине Змей выступает и как родоначальник княжеского рода, его продолжатель и как своего рода хранитель его чистоты, беспримесности (он в своем новом потомстве возрождает княжеского предка. При этом важно, что Змей становится не предком вообще, но предком княжеского рода, рода вождя. Связь с ним по женской линии в таком случае особенно желанна»[xxxvii]. О борьбе внутри этой двойственности (говоря словами французского метафизика и метаполитика Жана Парвулеско «при приближении к сущности все двоится»[xxxviii]) свидетельствует «династическое предание о смерти Олега Вещего, которая наступила, по предсказанию кудесника, от его собственного коня, то есть от укуса скрывавшейся в конском черепе ядовитой змеи: змея от змея»[xxxix].

       Вслед за этим «укусом» два поколения Рюриковичей уклоняются в «мерзость языческую», и только равноапостольная княгиня Ольга (Елена) хранит верность истинному родовому преданию и истинной вере. Выскажем пока что только предположение: быть может, оставление династией Севера, обоснование ее в Киеве, своего рода восточноевропейском Вавилоне (вспомним, у Гумилева-старшего: «Из города Киева, из логова змиева / я взял не жену, а колдунью...) было ошибкой, быть может, митрополии довлело... Но не будем предаваться гаданиям, в истории неуместным. Впрочем, по странному свидетельству Мавро Орбини, архимандрита Рагузского, русский князь Святослав, внук Олега вещего, был... христианином[xl]. В это верится с трудом, но если вдруг это так, то кто и почему переписал историю победителя Хазарского каганата?

       И, наконец, последнее, что так важно помнить в связи с Олегом:

       «Памятником победной борьбы Моисея и Аарона с волхвами в Православной Церкви является аорхиерейский змеевидный посох, у которого верхняя часть или рукоятка имеет змеиные головы, одна против другой, поставленные в виде украшения <...> Как можно полагать, два змея, обвивающих жезл от пяты до верха, символизируют историческое переплетение двух змеиных родов в генетической борьбе за мировую власть»[xli].

       Со свидетельствами этой борьбы вокруг священного наследия Царского Рода мы столкнулись совсем недавно и, поскольку эти вопросы стали предметом обсуждения, не всегда компетентного, не считаем возможным обходить эту проблему.