(стр.2) ПРОДОЛЖЕНИЕ...


«Анатомический театр, I-III» (1979). Мужчина и Женщина, отражающие весь род людской, перетянуты режущими тело нитями и заключены в узкое, подобное склепу, пространство. Это аллегория повседневного существования в современном мире, которого почти не достигают божественные энергии. Анатомия «актёров» жизненной драмы передана с точностью хирурга-эзотерика. Но плоть, трескающаяся по швам и разлагающаяся, всё ещё источает свет, который словно взывает к нам из глубин адской муки. Для мира, где даже достигший состояния Андрогина (3-я часть картины), запутан в стальную леску обусловленности, может быть лишь один исход—прямое вмешательство свыше. И оно не медлит.

В 1985-1993 гг. Провоторов пишет беспрецендентную серию картин на темы Страшного Суда. Мир «был сотворён единожды, и у него будет один конец» (М.  Элиаде). «Е Агнец снял первую из семи печатейЕ — Иди и смотри» (Отк 6:1). Один за другим с небес нисходят на землю четыре всадника: белый, рыжий, вороной и бледный («Четыре всадника», 1985). Каждый из них должен исполнить свою миссию в отведённый для неё исторический срок и соответствует в земном плане определённым личностям, облечённым властью. В руке первого лук, у второго—меч, третий держит весы, а четвёртый наездник-Смерть—мрачно бликующую косу. Цвета всадников, коней, атрибуты и позы у Провоторова словно сконцентрировали богатейший опыт лицевых апокалипсисов XV-XIX вв.  Выставленная в тот же год в подвале на Малой Грузинской эта картина произвела настоящий фурор. Впечатление было такое, что Кто-то включил невидимый отсчёт времени.

«Видение пророка Иезекииля» (1986). «ЕГосподь вывел меня духом и поставил меня среди поля и оно было полно костей [Е] И сказал мне: изреки пророчество на кости сии и скажи им: ‘‘кости сухие! слушайте слово Господне!’’ [Е] вот Я введу дух в вас и оживете» (Иез 37:1-5). Грандиозный триптих (2х4 м) показывает этот волнующий момент новозаветного творения, когда по слову пророческому ветер, дующий с 4-х сторон, трансформируется в пневму и мёртвые оживают. Строки Иезекииля читаются в храме на утрене Великой субботы, предваряя Светлое Христово Воскресение. Провоторов словно напоминает о непреложности благодатной помощи, тем, кто жаждет перейти из смерти в жизнь. Вспомним, что пробуждались тогда не просто отдельные личности, постепенно отходила после большевистского наркоза вся изуродованная Родина. Тяжёлые гряды облаков, нависшие над безводной пустыней в левой части, расходятся в правой, открывая солнечное русло. Оно указывает путь воскресающему народу Божию.

В апогее московского православия (середина XVI в.) «Троянская история» занимала отдельный том Летописного свода и была проиллюстрирована под чутким руководством митрополита Макария. События далёкой старины понимались не только буквально, но и аллегорически, тем более, что Рюриковичи всерьёз считали себя потомками спасшегося после победы ахейцев Энея. Продолжая традицию, Провоторов создаёт в 1987 г. свою версию «Троянского коня», который также входит в цикл о Конце времён, написанный в рушащейся евроазиатской империи. Конь кажется настолько великим (ржущая морда упирается в небо), что стены древнего Илиона рассыпаются под его ударом как игрушечные кубикиЕ

Гибнут не только бастионы государственности и социума. Финал Истории знаменуется распадом элементов, составляющих видимый мир: «стихии же, разгоревшись, разрушатся» (2 Пет 3: 10). «Четыре стихии» (1987-88) быть может, наиболее пугающий цикл Провоторова. «Огонь», пожирающий себя в хитросплетении обугленных балок пакгауза. Осенённая чёрными крылами «Вода», размывающая аркаду плутонова подземелья. Седовласый «Воздух», рвущийся между снежными вершинами Рипеев и чёрной космической бездной. Изнурённая роженица-«Земля», вынужденная вновь поглощать вознесённые ею же высоты. Разорвав кольцо времени, стихии высвобождаются от плена и главным орудием распада здесь безусловно выступает человек.

«Ибо надобно придти соблазнам; но горе тому человеку, через которого соблазн приходит» (Мф 18: 7). В 1988-м, когда, мнилось, далеко отошло всё мрачное и Святая Русь ликовала о 1000-летии своего Крещения, Провоторов пишет ныне ставшие почти хрестоматийными «Семь смертных грехов». Художника зачастую обвиняют в патологической извращённости вкуса, но он «всего лишь» последователь Христа, прошедшего по Via dolorosa ради искоренения нравственного зла. Не будучи подчинён страстям, Господь сознательно претерпел тоску и раздвоенность грешников, чтобы духовно и физически освободить их. Провоторов рисует семь Страстей и как идолов, которым в тайне своего «я» поклоняются люди и как свирепых палачей, всегда готовых истязать Спасителя, частица духа, которого всегда теплится в человеке, взывая к его совести. Так же как на иконах Страшного Суда Провоторов изобразил Грехи в виде демонов, разыгрывающих надрывный фарс. Черти принимают самодовольные позы, пляшут, изгибаются, перешёптываются, показывают странные знаки, скребутся, припадают на колено, грозятся. Третьего не дано: или поклонись рогатой маске и на время приглуши мучительный суд совести, или прими раны и кровь Сына Божия. Владислав Провоторов—автор ряда картин на христологические сюжеты (самая знаменитая из которых, выставлена в Музее Храма), но мы не станем перегружать их анализом данный обзор.

ДАЛЕЕ